Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А вместе с этим – сколько будет?
Хромой протянул антиквару часы. Он не успел положить их в общий мешок. И теперь надеялся спасти ситуацию, добавив свою добычу.
– Хм.
Ренар с сомнением снова нацепил очки. И, аккуратно взяв предмет, осмотрел его.
– Хорошая вещица, черт побери. Точная, элегантная. И импозантная.
Действительно, часы были больше обычных карманных. Хромой с трудом вытащил их из кармана странного господина, и они едва умещались у него на ладони. Ренар наконец-то выглядел заинтересованным. Он достал лупу и долго изучал трофей Хромого. Но потом со вздохом отодвинул.
– Нет, увы. Не возьму.
– Но почему?! – отчаянно воскликнул мальчик.
– Вот! – антиквар ткнул пальцем, похожим на сосиску, в микроскопический значок на корпусе часов. – Тут клеймо. Знак мастера. И этот мастер – Жорж Убри, старик, который держит лавку в трех шагах отсюда, в переулке Мольера. Я не могу продавать вещь, которую он сделал. Убри довольно быстро об этом узнает. А может, и сообщит владельцу, где искать пропажу… Если вы понимаете, о чем я. Нет, ребята, извините. Заберите это. Я не возьму.
Он протянул вещицу Хромому. Тот нащупал в кармане найденную в баре брошь, но, взглянув на Спичку, не стал вынимать.
Наконец Ренар встал, намекая, что им пора. На его вкус, всё это слишком затянулось.
– Ну? Или берите деньги, или проваливайте со своим хламом!
– Ты пользуешься нами! Ты назначаешь свою цену – и мы ничего не можем сделать! Я вынужден соглашаться! – взвыл Обрубок.
– Да ладно. Всё по-честному. А если считаешь, что я тебя обманываю, давай, позови полицию. Без проблем.
Ренар ухмыльнулся. Он знал, что мальчишке нечего возразить.
– Итак, сколько же это будет?
Класс молчал. Большинство сирот – дети самого разного возраста – старательно изучали свои парты, чтобы ненароком не встретиться взглядом с мсье Ровилье. Этот пятидесятилетний человек с лысым черепом грозно расхаживал между рядами, карауля малейшее движение. Все знали, что стоит лишь пошевелиться – и тебя вызовут отвечать. Они задерживали дыхание. И вдруг у одной девочки случился приступ кашля, который невозможно сдержать.
– Мадемуазель Шарлотта? Ну, сколько? – учитель указал на доску, где был написан пример.
Атмосфера была невыносимо тяжелой. Все надеялись, что жертва каким-то чудом даст правильный ответ и они смогут выдохнуть. Иначе русская рулетка снова начнет крутиться. Но девочка молчала, не в состоянии произнести ни слова.
– Господин учитель, это жестоко! – раздался вдруг голос с последней парты. – Вы заставляете бедняжку становиться краснее, чем ее волосы.
Класс засмеялся.
– Не очень-то вежливо высказываться, когда вас не спросили, Пьер.
– Извините, мсье. Я получил плохое воспитание, это факт!
Новый взрыв хохота.
– А может, вы знаете ответ, Пьер? Вот на этот пример на доске? Сколько получается в итоге?
– Не знаю. Но точно недостаточно.
Подросток качался на стуле и улыбался во весь рот, довольный, что удалось выручить рыженькую, а заодно и развеселить публику. Это доставляло ему удовольствие – смешить одноклассников и дразнить взрослых. Всякий раз, когда получалось вставить остроумное словечко, он чувствовал себя так, будто на секунду вырвался из стен интерната. И каждый такой миг свободы был маленькой победой.
– Успокаиваемся, успокаиваемся! – прикрикнул учитель. – Может, Пьер желает посетить кабинет директора, чтобы стать чуточку более воспитанным?
Мальчик нахмурился и опустил глаза. Идея отправиться к Лишаю ему совсем не нравилась. Он знал, чем это обычно кончается: наказаниями и дополнительными дежурствами на кухне.
– Что ж, на этой прекрасной ноте мы на сегодня закончим с математикой и перейдем к французскому. Достаньте тетради, пожалуйста. Посмотрим, Пьер, так ли вы бойки на язык, когда дело касается чтения.
Мсье Ровилье стер с доски пример и написал какую-то фразу.
– Ну, давайте, Пьер, прочитайте. Только громко, чтобы все слышали.
Класс повернулся к нему, ожидая ответа. Он полностью завладел их вниманием, и теперь все буквально смотрели ему в рот. Стояла такая тишина, что было слышно, как Пьер судорожно сглотнул, не в силах выжать из себя хоть какой-то ответ.
– Я… м-м-м… – промямлил он.
– Так я и думал! Самюэль?
Мальчик в очках поднялся и без труда прочитал фразу. Но Пьер не стал слушать, углубившись в свои мысли. Он думал о том, что никому никогда не был нужен. Вот и здесь, в этом убогом приюте, его судьба предрешена. Рано или поздно его выставят за дверь. И он, чтобы не умереть с голода, пойдет клянчить хоть какую-то работу на один из заводов на берегах Сены. Однако не в его характере было сидеть и ждать, пока что-то случится. Если ему суждено оказаться на улице, то он сделает это по собственной воле. И не будет ждать. Не будет терпеть этих постоянных унижений от учителей, которые обращаются с ним как с ребенком, тогда как он уже практически взрослый человек. Он им покажет! Ему хотелось блистать, а здесь это было невозможно. Другое дело там, на воле. Значит, надо бежать. Подросток посмотрел в окно, за которым тянулась унылая ограда интерната. Необходимо продумать план бегства и привлечь к этому столько участников, сколько запасных рубашек нужно, чтобы связать веревку. А дальше – прекрасная жизнь, деньги и долгожданная свобода от взрослых.
– Ужасно вкусно!
Плакса наелась до отвала. Она проглотила совсем немного – одну картофелину, хлеб с маслом и немного сладкого кофе. Но по сравнению с предыдущими днями это был настоящий пир. Желудок девочки сжался от постоянного недоедания, и ей хватило самой малости, чтобы насытиться.
– Д-да, п-просто п-пальчики оближешь!
Заика улыбался. Набитый живот делал его менее застенчивым и более общительным. Обычно он дико стыдился своего заикания и старался в основном помалкивать. А недостаток слов компенсировал увесистыми кулаками, готовыми обрушиться на всякого, кто вздумает над ним смеяться. Заика в свои двенадцать был на голову выше Сопли и тем более Хромого. У него были короткие волосы и красные щеки – в те моменты, когда ему всё-таки приходилось говорить.
– Мы должны найти какое-нибудь другое жилье, – произнес Хромой. – Побольше. И не такое сырое и темное. Здесь так холодно!
– Но снимать квартиру – слишком дорого, – возразил Обрубок. – Если у нас и хватит денег, то только на самую крошечную комнатенку, где будет еще теснее, чем здесь. К тому же, когда придет лето, вы оцените, как хорошо тут, в тени и прохладе. Гораздо лучше, чем задыхаться и обливаться потом в одном из этих ветхих домов для бедноты.